Не хочу быть полководцем - Страница 93

Работа двигалась споро. Как я погляжу, поговорка «ломать — не строить» не для русского народа. Судя по энтузиазму, им больше по душе как раз строить — вон как стараются. Терем еще не завершили, зато небольшую пристройку, что прилепилась к нему справа, закончили почти полностью, доведя до победного конца-венца. Вон он, петушок, взлетел на крышу, надменно задрав кверху остроносенькую, как у Осьмушки, головенку. Хоть и деревянная птица, а тоже желает прокукарекать. И слева от терема, чуть в глубине, амбар тоже почти готов. А сзади конюшня и поварская с банькой уже похваляются новой крышей. Ох как много всего построили.

Михаила Иванович, встретивший меня как родного, тут же потянул за руку показывать светлицы. Только почему-то не в терем — в пристройку, что справа. Ту самую. С петухом. Сам довольный, улыбается, в глазах хитреца проблескивает. Зашел я глянуть и обомлел — краше прежнего отгрохано, и даже стеллаж от пола до потолка, который тогда по моей просьбе соорудили, и тот восстановлен. Да не просто — уже и свитки кое-где лежат. Это кто ж тут их раскладывает? Смотрю, а вон и подьячие с очередным сундуком из подвала возвращаются. Кряхтят, бедные, от натуги, но тащат, упираются. Меня увидели — шапки долой, а сами радостные стоят, улыбаются. Но земной поклон отдать не успели — обнял я свое «крапивное семя», потискались в объятиях, хотя и недолго — что-то стиснуло в груди, дыхание перехватило. Хорошо рядом со мной оказался сундук — было куда плюхнуться.

И тут же все в растерянности захлопотали вокруг, а чего делать — не знают. С минуту суетились, затем откуда ни возьмись объявилась Светозара, а в руке чашка с питьем. Где взяла — до сих пор не пойму. Заранее в дороге приготовила? Вообще-то да, самое вероятное. Вот только почему я чуть рот им не обжег? Ну деловая девка, доложу я вам.

А с Воротынским-то как бойко изъяснилась. Тот поначалу, когда она только-только объявилась, на меня уставился. Не возмущенно — дело-то молодое. Скорее уж удивленно. Вроде бы раненого меня оставляли, вроде бы еле дышал, да и сейчас еще не оклемался толком — где подцепить-то успел? А я молчу, вздыхаю только. Не виноватый, мол, я, сама она.

Светозара вначале посмотрела на меня, потом, поняв, что я ничего говорить не собираюсь, выпутывайся сама, мигом сориентировалась — и к князю. В ноги не падала — склонилась чин по чину, почти как перед ровней, которая всего-то рангом-двумя повыше. Короче говоря, с достоинством. И речь так же вела — учтиво, уважительно, но без всякого там раболепства. Даже мне, придире, понравилось, ну а Воротынскому и подавно. Словом, Михаила Иванович был рад-радехонек, когда узнал, что есть у него теперь самая главная лекарка, которая готова приглядывать за болезным, чтоб довести его до полного и окончательного выздоровления.

Я поначалу вякнул, что и без нее могу дойти до этого самого здравия, а не дойти, так доплестись. Словом, добраться как-нибудь. Уж очень мне все это было не по душе. Видать, предчувствовало сердце недоброе. Но кто бы меня слушал. Оставили змею подколодную. Место ей определили на поварне, ну а главная обязанность — ухаживать за мной. Очень нужны мне ее заботы. Подумаешь, главная лекарка. Бабку Лушку спросили бы — она всем живо глаза б открыла.

Ах да, забыл я сказать-то. Оказывается, всю эту пристройку с горницами, светлицами и опочивальнями князь предназначил именно для меня. Вот так вот — ни больше ни меньше. Потому ее и возводили в первую очередь — создавали условия для работы. И вход соорудили отдельный — чтоб никто из посторонних не мешался. Даже ратника у крыльца выставили, чтоб тайну соблюсти. Все по-взрослому. Все как у людей. Там как раз один из братьев-близнецов стоял, только вот кто, Фрол или Савва, я как всегда не разобрал.

И внутри пристройки тоже как надо. Тут тебе и окошки волоковые для конспирации, причем не простые, с обычными ставнями, а с двойными. Снаружи само собой, а внутри еще одни. Да и у сундуков замки амбарные. Князь еще посетовал, что не получается закрыть от посторонних глаз стеллаж, но я его успокоил, пояснив, что это лишнее. Грамотки, что на нем разложены, все равно вчерашний день. Если тайный ворог в них даже и заглянет, так оно и к лучшему, ибо получит ложные сведения. Ну вот как у нас с гонцом якобы от королевича Магнуса. Так что утечка информации пойдет лишь на пользу.

Что до самих комнат, то и тут все по уму. Вспомнил Воротынский, как я зимой сетовал, что помещений мне не хватает. Вспомнил и внедрил. Цепкая у князя память оказалась — ничего не забыл. Ни о большой, главной светлице, где стеллаж расположен, ни о той, что поменьше — мой индивидуальный рабочий кабинет. Даже о комнате, где я с сакмагонами работал, и о той князь не запамятовал. А на всякий случай он еще одну повелел соорудить — мало ли. Ее в последние дни подьячие под свою опочивальню приспособили — вкалывали-то допоздна, куда уж домой возвращаться.

Моя ложница — самая дальняя изо всех. Чтобы светлейшему фряжскому князю Константино Монтекки ни одна собака спать не мешала. Небольшая, но уютная. С периной. Мне потом старый дворский Елизарий, который тоже суетился все время рядом, по секрету доложил, что даже у самого Михаилы Ивановича такой нет. Далеко Стародуб Ряполовский — княжеская вотчина, вот и не привезли еще, а для меня было велено купить в Москве. Но так как лишних денег, чтоб хватило на две, у Воротынского нет, обошлись одной. Я аж возгордился эдаким почетом.

Чуть погодя удалось узнать, почему князь так сильно мне обрадовался и воздал такие почести вместе с рабочим комфортом. Вечером уже это было, после ужина. Разговор начался с того, что он стал аккуратно выяснять, когда я приду к окончательному выздоровлению и не повредят ли ныне моему здоровью некие занятия. А чем они мне могут повредить? Скорее наоборот. Человек, пребывая в безделье, гораздо дольше избавляется от болезни.